Ветеран «Памира»: Я мог стать в Душанбе партнером Эдуарда Стрельцова
Анатолий Фомичев — о своей молодости в лучшей команде Таджикистана.
ДУШАНБЕ, июль — SPORTS.tj. Тренер ДЮСШ «Вахитовский» Анатолий Фомичев родился в Таджикистане, провел шесть лет в сильнейшей команде этой республики — душанбинском «Памире».
В этом клубе он играл с лучшими футболистами и даже имел шанс сыграть с Эдуардом Стрельцовым, о чем он вспоминал в беседе с коллегами из издания «Реального времени».
— Анатолий Васильевич, вы родились в Таджикистане, а как там оказались ваши родители?
— Мою маму послали работать в город Чкаловск (кстати, там же родился известный баскетболист Дмитрий Сухарев). Этот город, ныне называется Бустон, находится в 45 минутах лёта от столицы Таджикистана Душанбе. Отец умер в 1957 году, когда мне было пять лет, и мама воспитывала меня в одиночку. Там на горно-химическом комбинате добывали уран.
Это с точки зрения государственного значения, с точки зрения бытового — в городе было так называемое «московское обеспечение». Мама моя не работала на самом комбинате, но, как говорится, трудилась в его системе, в торговой базе ОРСа (отдел рабочего снабжения), будучи завскладом. В советские времена город был закрытым, но уже во времена развала СССР в Чкаловск переехал известный ныне российский судья по мини-футболу Рустамджон Рахимов, брат нынешнего наставника «Рубина» Рашида Рахимова.
— Средняя Азия в целом всегда была интернациональной, в том числе за счет того, что туда приехало много репрессированных народов (греков, корейцев, немцев и так далее), плюс остались жить эвакуированные. В Чкаловске была такая же ситуация.
— Нет, Чкаловск был, повторюсь, закрытым городом, но, уже переехав в Душанбе, я столкнулся со всем многообразием народов СССР. Там и Олег Хаби, я точно не знаю, но, кажется, он был еврей, и Изя Гурман (в СССР его звали Исаак, в Израиле — Израиль), из семейства Гурманов, где было четыре брата — Александр, Борис, Михаил, — и все играли в футбол, правда, Михаил большей частью не у нас, а в Казахстане. Плюс немцы Франц Церр, Рудольф Шрайнер.
— Когда пришли в футбол?
— Когда подрос, и мой первый и единственный тренер в детском футболе — это заслуженный тренер Таджикской ССР Владимир Гаврилович Бурдин. Он начинал в грузинских командах, заканчивал в «Памире» из Ленинабада и, закончив там, стал тренером. В следующем выпуске у него был Мустафа Билялов, будущий игрок «Пахтакора», Александр Мальцев, со мной вместе вырос его воспитанник Анатолий Родионов, который поиграл в московском «Спартаке». Нас из Чкаловска пригласили в 1970 году в душанбинский «Памир», в год, когда команда дебютировала в первой лиге чемпионата страны.
Это обстоятельство требовало наличия у команды дубля, поэтому ее состав увеличивался за счет молодых, но мне выпало дебютировать в том же 1970 году, поскольку в матче, не где-нибудь, а в Казани, на 20-й минуте травмировался основной игрок Юрий Пекшев, и я вышел на его замену, играя по позиции против Виктора Колотова. И мне врезалась в память простота игры Колотова, отдал, открылся, убежал, забил. Без особых изысков, зато максимально эффективно.
И эта эффективность, на мой взгляд, и позволила ему быстро реализоваться в своей карьере, уже из первой лиги попав в сборную страны, затем уже в киевское «Динамо». В том матче Колотов забил единственный гол, оказавшийся победным. Он-то нам и забил в Казани, с углового. После игры с нами в автобусе в аэропорт поехал Андрей Биба, один из тренеров киевского «Динамо». Мы его спросили, за кем он приезжал. Биба не стал скрывать: «За Колотовым».
— Вам 18 лет, вы один из самых молодых в составе, где заслуженные ветераны Леонид Кириленко, Владимир Макаров, Шариф Назаров, Геннадий Черевченко… Поддушивали?
— В меру, когда разбор матчей был, что не туда отдал, не так открылся, да и на кроссах, когда в меру молодости и энтузиазма хотел убежать вперед, а мне ветераны объясняли, что «не надо отрываться от коллектива».
— Вы отыграли сезон, дебютный для «Памира» в первой лиге, и запомнился он любопытными итогами.
Должны были вылетать «Строитель», Ашхабад (последнее, 22-е место), «Алга», Фрунзе (20-е место), ваш «Памир» (18-е место), «Даугава» из Риги (17-е место), а вместо вас вылетели «Локомотив» из Тбилиси (15-е место) и «Кубань» из Краснодара (16-е место). Также среди неудачников были СКА, Киев (19-е место), и СКА, Хабаровск (21-е место), чтобы команды из союзных республик могли подольше поиграть в первой лиге. А РСФСР (Краснодар, Хабаровск), Грузия (Тбилиси), Украина (Киев) вылетели, поскольку футбол в этих республиках и так был хорошо развит. Это правило «иммунитета» действовало только один год, на следующий сезон Вильнюс и Рига, которые оказались в числе неудачников, кстати, с нашим, казанским «Рубином», вылетели во вторую лигу. Чтобы избежать этого в итоге в 1971 году ваш «Памир» претерпел серьезные изменения.
— Да, у нас появились москвич Виктор Белобров, ныне покойный, очень сильный футболист, поигравший в «Динамо» и ЦСКА, Михаил Христич, который как раз сейчас и работает в ЦСКА, в селекционном отделе клуба, из московского «Торпедо» вернулся Владимир Гулямхайдаров, на мой взгляд, сильнейший воспитанник таджикского футбола всех времен, очень техничный игрок, человечный, мягкий в общении, и вместе с ним приехал его друг Эдуард Стрельцов.
— Да ладно?
— Клянусь! Надо сказать, что и сам отъезд Гулямхайдарова якобы произошел по просьбе Стрельцова, после которой Валентин Козьмич Иванов пригласил Гулямхайдарова в команду автозаводцев. А когда Стрельцов заканчивал с футболом, Гулямхайдаров сделал алаверды, и Эдуард приехал к нам на сборы, правда, без участия в официальных играх.
Он у нас немного потренировался, мне запомнился внешне как очень мощный, фактурный человек, ноги такие здоровые, мы жили в одной гостинице. Но Москва воспротивилась тому, чтобы он продолжил карьеру, и Стрельцова даже в двусторонках не могли использовать, он вернулся в «Торпедо», закончив карьеру. Правда, это принесло финансовую выгоду, поскольку болельщики, прознав про Стрельцова, начали скупать годовые абонементы на футбол.
— Стрельцов за «Памир» не сыграл, зато сыграл серебряный призер чемпионата СССР по хоккею с шайбой Владислав Бубенец.
— Да, в паре с нашим молодым воспитанником Владимиром Тростенюком, ворота защищал много поигравший Бубенец, сам он из Новосибирска, а к нам перешел из алма-атинского «Кайрата». И вот в родном Новосибирске и московском «Динамо» он успел поиграть еще и в хоккей с шайбой, правда, к моменту перехода к нам он уже хоккей забросил, поскольку ни в Алма-Ате, ни тем более у нас, шайбы не было. Высокий, опытный голкипер, рядом с которым рос воспитанник местного футбола Тростенюк. Из игроков того состава мне запомнился Геннадий Черевченко, с которым я более остальных взаимодействовал на поле.
Это случилось, когда «Памир» возглавил уже Ахмед Алескеров, он посадил на скамейку запасных Леонида Кириленко, и на его позицию опорного полузащитника вышел я, а Черевченко был у нас на позиции переднего полузащитника, что называется, под нападающими. И в этой расстановке мы дважды подряд выиграли в гостевых поединках в Иваново и Ярославле. Мощные на то время команды, в Ярославле, как обычно, много было москвичей, тот же Валерий Рейнгольд из «Спартака».
— Поначалу каждый сезон в «Памире» менялся тренер. В 1970 году Иван Ларин, затем Яков Капров, затем Ахмед Алескеров, затем Иштван Секеч. Меня терзают смутные сомнения, что часть из них была «государственными тренерами».
— Что это означает?
— Любопытную практику советского спорта, в частности футбола, когда тренер был на зарплате федерации СССР либо республиканской федерации, и его командировали в ту или иную команду в результате форс-мажора (смерть, болезнь, личные обстоятельства).
И государственный тренер был в качестве командировочного, прекращая работу независимо от итогов сезона. Например, Николай Глебов ушел из «Арарата» после того, как впервые в истории команды занял второе место в высшей лиге чемпионата СССР.
— Ничего не могу про это сказать, хотя про Глебова я слышал, про тот сезон «Арарата» помню. Что касается Ивана Васильевича Ларина, то он сделал много хорошего, он пригласил в команду, доверил место в основном составе (12 матчей в дебютном сезоне), да и лично симпатизировал. Он ушел от нас в свердловский «Уралмаш», и его место занял помощник Яков Ильич Капров. Капров, я считаю, был по сути своей вторым тренером.
Вот бывает такая должность «второй», со всеми вытекающими, который должен знать подноготную команды, выстраивая более близкие отношения с командой, зачастую принюхиваясь, чтобы понять: не нарушали ли игроки режим? Вот Капров всю жизнь проработал вторым, а став первым, все равно не оставил этих повадок, и иногда при общении принюхивался, в прямом смысле. А в тех краях даже представители других национальностей с детства воспитываются так, что пьяница — это низкий человек, не заслуживающий уважения. У нас эти темы с нарушением режима если и случались, то были связаны с приезжими игроками.
— У вас количество матчей при Капрове сократилось до трех. Не подумайте, что разжигаю, подчас труд журналиста сродни работе сапера, когда одним вопросом можно и подорваться, а можно и набрести на сенсацию, как со Стрельцовым в «Памире». Но я все же поинтересуюсь: не было в многонациональном «Памире» каких-либо националистических группировок?
— Нет, при мне никогда не было. И в этом плане мне помогло, что с детства частично знал таджикский язык, понимал отдельные слова, мог догадаться по смыслу, о чем идет речь, и он близок с татарским, во всяком случае перевод слова Душанбе, как называется столица Таджикистана, и на татарском, и на таджикском значится как понедельник. Правда, в самом «Памире» на таджикском уже не общались.
Затем с нами поработал Ахмед Алескеров, о чем мы уже говорили, и ушел в одесский «Черноморец», куда пригласил наших: Александра Погорелова, он в результате осел на Украине, поиграл за «Днепр», в никопольском «Колосе» у тренерской бригады Емец-Жиздик, и Владимира Макарова, который из «Черноморца» транзитом через «Памир» перешел в ташкентский «Пахтакор» и погиб вместе с командой в авиакатастрофе 1979 года.
После него в 1973-м с нами поработал Иштван Секеч, венгр по национальности, и он работал долго, лет пять, я при нем покинул «Памир» и уже больше в него не возвращался. В отличие от предыдущих наставников Иштван Йожефович был футболистом, поигравшим на очень хорошем уровне, у него рассказ-показ был поставлен так, что мог продемонстрировать то, что он требует, был в хорошей спортивной форме, причем такую же хорошую форму требовал и от подчиненных. В смысле, был большим аккуратистом, очень не любил неряшливых, тех, кто выходил на тренировку в несвежих футболках.
— Ахмед Алескеров работал в «Памире» в 1972 году, время, когда активно разворачивается тема отъезда евреев на историческую родину. В футболе она затронула несколько человек, в частности воспитанники киевского «Динамо» Леон Гросс и Борис Норман уехали в Израиль, стали игроками местного чемпионата. А из Таджикистана никто не уехал.
— Что-то не припоминаю ни уехавших, ни названных вами футболистов.
— А они уезжали через Черновцы, местную команду «Буковина». Но и у вас были футболисты с характерными фамилиями и очень недлинной футбольной биографией, например Яков Леткеман.
— Так он же немец, мой земляк из Чкаловска. Нет, он не уехал, наоборот. Он, кстати, появился в команде во время, когда немцев стало много по многим командам Таджикистана. В частности, у нас дебютировал уроженец поселка Табошар Эдгар Гесс (его дед был в армии Вермахта, а отец отправлен в ссылку, как представитель немецкой народности), который затем прославился тем, что его пригласили в московский «Спартак».
Затем уже в Ленинабаде я играл с Рейнгольдом Вольфом. Если у спартаковца была фамилия Рейнгольд, а звали Валерий, то тут фамилия Вольф, а звали Рейнгольд. Уже позже у него играл брат Андрей Вольф. Вот они уже хотели создать в команде некую «группировку», и с ними тяжело было находить общий язык. А я там был капитаном команды, и у нас происходило недопонимание.
— Сын Андрея Вольфа Андреас Вольф затем играл в Бундеслиге, и был разговор, что его хотят пригласить в сборную России как уроженца советского Ленинабада.
— Вот немцы зачастую держались обособленно ото всех, это в продолжение темы каких-либо группировок внутри команды. Группировки они не создавали, но, может быть, в силу какой-то национальной особенности они ни с кем особо близкого общения не допускали.
— Среди перечисленных вами игроков мы вспомнили Белялова и Макарова (оба «Пахтакор»), Гесса («Спартак»), Погорелова («Черноморец»), которые покинули родной Таджикистан, хотя в Средней Азии всеми силами старались оставить на родине местных воспитанников, предоставляя серьезные бытовые преимущества, серьезно приплачивая к зарплатам и премиальным.
— У нас такого особо не ощущалось. Начать с того, что мы принадлежали к спортивному обществу «Урожай», а это ДСО, представлявшее колхозы и совхозы советских времен. В годы моих выступлений только при Ахмеде Алескерове было принято постановление, что за итоговое шестое место в чемпионате страны мы получаем премиальные в виде дополнительного оклада. А месячный оклад составлял 180 рублей, причем это была сумма для лидеров команды, у остальных поменьше.
Премиальные платили в сумме — 40 рублей за ничью, 80 за победу, независимо от того, где побеждали — дома или в гостях. Хозяевами команды тогда было Министерство водного хозяйства, которое прикрепило футболистов к предприятию «ТаджикИрСовхозСтрой». «Ир» в этой аббревиатуре обозначало ирригацию, мелиорацию, орошение полей, другими словами. В результате, когда я выходил на пенсию здесь в Казани, в Пенсионном фонде не могли понять первые записи в моей трудовой книжке «предприятие «ТаджикИрСовхозСтрой». «Команда мастеров». Должность — футболист».
В СССР должность спортсмена, футболиста, хоккеиста появилась только в конце 80-х, когда в трудовые книжки их начали записывать как спортинструкторов. Помню, олимпийский состав на зимние Игры 1980 года в Лэйк-Плэсиде, когда сборная СССР состояла из военнослужащих ЦСКА, сотрудников «Динамо», студентов и было две «швеи», это рижские саночницы Вера Зозуля (олимпийская чемпионка) и Инга Амантова (бронзовый призер). У вас же отдел кадров не стал «заморачиваться» с придуманными должностями, просто написав «футболист»-ирригатор.
— Как и с чем был связан переход в 24-летнем возрасте в «Худжанд». Пригласил первый наставник Владимир Бурдин?
— И это сыграло свою роль, и то, что мною заинтересовались в военкомате. Началось это еще во времена, когда «Памиром» руководил Ахмед Алескеров. Он успокоил меня, и моего товарища Анатолия Родионова, и предложил нам переждать время призывного этапа в международном лагере «Спутник» в Сочи. Нам дали две путевки с условием, чтобы мы поддерживали спортивную форму, но не слишком там активничали, чтобы про нас прознал военкомат. Но, как не активничать, когда в «Спутнике» в это время провели некие спортивные соревнования среди его обитателей, назвав их Олимпиадой.
— Вашими партнерами по «Худжанду» были немецкие братья Вольф, Игорь Ежуров, младший брат Владимира Ежурова, будущего тренера «Рубина» и «Нефтехимика». Но вы сами покинули эту команду в возрасте 32 года, проведя в предыдущем сезоне 38 матчей. Почему?
— Мои одноклубники начали бучу против главного тренера Бурдина, уговаривая всех подписать петицию. Я остался единственным, кто не подписал, при этом будучи капитаном команды. Потом я работал тренером в детско-юношеской школе, а с развалом СССР меня пригласили возглавить новую команду «Сайхун». Был такой спонсор по имени Алим, ранее игравший в футбол, а на тот момент возглавлявший нефтебазу, и гарантировавший финансирование команды, которая должна была пройти путь от первенства области до чемпионата страны. В помощники я пригласил Игоря Шеногина, которого знал по «Памиру», затем по игре в «Худжанде».
Правда, он был любителем злачной жизни, хотя и некрасиво так говорить о покойном, но я думал, что он преодолеет свои слабости, тем более, что он мне это обещал. Пригласил его работать, однако он помощником оказался никаким, практически не участвуя в тренировочном процессе. Ну, ушел он, а мы свои задачи выполнили, выиграли первенство области, играли затем в чемпионате республики. А потом я уехал из Таджикистана, можно сказать, одним из последних.
— Наверное, не самым последним, поскольку я помню, как уже в начале нулевых сидел в кабинете у Виталия Голова, и к нему пришел со своим резюме Владимир Ежуров, который хотел устроиться на работу, рассказывал, кого он воспитал, в частности, Виталия Левченко. Вы, кстати, к кому обращались в поисках работы?
— Я уезжал из Таджикистана одним из последних среди моих бывших партнеров по команде, а с Ежуровым я никогда не играл, только с его младшим братом. Первым делом в Казань переехала теща, она сестра знаменитого артиста театра имени Камала Рината Тазетдинова.
По сути, она возвращалась в родные края. Там в семействе было три брата, Ринат, Рафинат, еще два брата, один из которых уехал в Таджикистан, как и одна-единственная сестра. Там она вышла замуж за русского, а уже ее дочь, племянница Тазетдинова, стала моей супругой — Людмила Павловна Бесчетнова.
— Теперь я понимаю, откуда у Тазетдинова любовь к футболу. Довелось мне оказаться с ним в одной сауне, поскольку актеры Камаловского очень любили париться в «Комбинате Здоровье», и вот там Тазетдинов размышлял о футболе, «Рубине» и Бердыеве с таким знанием дела, что я даже подумал: не сделать ли мне интервью с легендарным артистом?
— Вот теща вернулась в Казань, обратилась к брату с просьбой помочь мне, и я пошел по его совету в тогдашний госкомитет по спорту, который тогда располагался в казанском Кремле, а руководил им Ханиф Муртазин.
— Что касается Муртазина, то честно говоря, вы один из немногих людей в татарстанском спорте, который вспоминает Ханифа Мубаракзяновича с благодарностью. А вы сами не опасались переехать в другую республику, уже по достижении сорока пяти лет?
— Все, что мы могли знать о тогдашнем Татарстане в 90-е годы, это группировки. Понятно, что мы опасались этого, что называется, из огня да в полымя, из страны, воюющей на национальной почве, в город, перенасыщенный криминальными группировками. А у меня сыну Леше на тот момент исполнилось порядка десяти лет. Но тогда к нам в гости приехал Ринат, мы разговорились, и он сказал, что потихоньку эта проблема будет решаться и искореняться.
Да еще и быт здесь представлялся затрудненным, поскольку моя теща зачастую помогала своим братьям различным дефицитом, покупками холодильников, ковров, всем тем, что для советского Таджикистана не было никаким дефицитом. Все это было у нас в свободной продаже.
Ну, вот мы решились на переезд, Муртазин рекомендовал меня Сергею Озерову, который на тот момент возглавлял спорткомитет Приволжского района, Казани который как раз в то время формировал мини-футбольную команду «Приволжанин». Тогда другой Ренат, только его имя пишется через Е, Ренат Камалетдинов переходил из статуса играющего тренера на тренерскую работу, мы комплектовали команду на местных воспитанниках — Александре Васильченко из Зеленодольска, и воспитанниках «Рубина» Дмитрии Благове, моем нынешнем коллеге по тренерскому коллективу «Трудовых резервов» Марселе Тухватуллине, таких же, как он, воспитанниках казанского футбола Алексее Говоркове, Айрате Сабирзянове, Денисе Тазееве, Сергее Ченушкине, много кого можно вспомнить. Из приезжих были также, питерцы Василий Бужор, известный ныне арбитр, Владимир Нахратов, Станислав Ларионов, Алексей Степанов, который работает в «Новой Генерации». Потом Камалетдинов уехал в Тюмень, я продолжал работать с другими главными тренерами, включая последнего — Василия Спицу. До этого мы упали в первую лигу, с ним вернулись, задействовав братьев Усаковских, с Украины, других приезжих футболистов, но тут у клуба кончились деньги, чтобы снова сыграть в Суперлиге.
В те годы было талантливое поколение, с которым я занял четвертое место на первенстве России, были перспективы. Уже мой сын Алексей Фомичев начал подтягиваться к тренировкам с основной командой, и мне звонил из Москвы Евгений Ловчев на предмет его перехода в мини-футбольный «Спартак». Но там дошло до того, что зарплату готовы были выплачивать стиральным порошком, и один из футболистов даже заинтересовался этой возможностью, узнав, что ему задолжали столько, что это составит целый вагон со стиральным порошком под реализацию.
Я такими предпринимательскими способностями не обладаю, мое дело футбол, и я тогда решил, что надо продолжать работать в этой сфере, хотя возраст уже приближался к предпенсионному. Зная еще одного Рената, это уже тренера «Трудовых резервов» Рената Гиниятуллина, обратился к нему, дай Бог ему здоровья.
Он тоже меня знал, поскольку я возил на один из турниров его лучших воспитанников 1984 года, очень талантливое поколение, и мы сговорились. Кстати, с этими ребятами мы и заняли четвертое место на России. И вот уже скоро двадцать лет, как я тренирую в «Трудовых резервах».
Д.Абдуллин
