Рашид Рахимов – о предсмертном состоянии, стажировке в Европе и карьере
Откровения главного тренера «Рубина» — уроженца Таджикистана.
ДУШАНБЕ, январь — SPORTS.tj. Перед стартом зимних тренировочных сборов в Турции Рашид Рахимов дал интервью «Коммент-шоу». Он откровенно рассказал об этапах своей профессиональной карьеры тренера. Sports.tj и «Бизнес Online» приводят самые интересные моменты разговора.
– В начале сезона ходили слухи, что вас вот-вот отправят в отставку. Насколько тяжело было? Правда ли, что давали какое-то время на исправление ситуации?
— От президента клуба ничего не слышал, но знаю, что было два–три человека, которые очень хотели этого. Но это раньше, будучи начинающим тренером, я мог обижаться в такой ситуации. Здесь ты понимаешь, что нужно просто делать свою работу, которую ты знаешь. Конечно, ты зависишь от многих моментов. Поэтому в том числе я просил приобрести игроков.
Я понимал, что мы делаем движение вперёд, не стоим на месте, я вижу прогресс. Иногда я слышал от людей, которые вообще не разбираются в футболе, такие фразы: «Наши латерали располагаются неправильно, очень высоко». Но я не вижу смысла дискутировать на эту тему, если человек даже не может назвать три основных ориентира в игре. Какие ориентиры? На мяч, на партнёра и на соперника.
– Ситуация была непростая, но этот вброс имел почву под собой. И ещё ходили слухи, что, руководители, выполнив задачу по возвращению команды в премьер-лигу, дальше дожидаются момента.
– Это неправда. После выполнения задачи мой контракт автоматом продлился ещё на один сезон. На первом же заседании правления клуба я озвучил позицию, что нужно делать. Все с этим согласились. Отдам должное президенту клуба Марату Адиповичу Сафиуллину, он всегда на связи и всё понимает. Президент клуба – это большая ответственность, значит, эту ответственность должен взять на себя и я.
– Найти работу тренеру в России не так просто, есть серьезное влияние агентов и личных отношений? Работа экспертом на ТВ приближает тренера к тому, чтобы получить работу в премьер-лиге?
– Я считаю, что нет. Но многие руководители клубов смотрят ТВ, делают свои выводы. Но мне уже это не нужно было держать в голове. Молодому тренеру да. Для меня важно личное общение, чтобы составить мнение о человеке.
– Давайте разберем стереотипы о вас. Первый – вы очень жестко общаетесь с футболистами. Это правда?
– Я всегда делю моменты на человеческие и рабочие. В работе есть определенная линия, которую я веду. Я анализирую, понимаю, что могут футболисты и что для них лучше. Ты работаешь над этим многие часы, а затем требуешь выполнения. Есть жесткие требования – выполнять. Но человеческие отношения остаются. У каждого есть своя жизнь, семья, и это нужно уважать. Важно, чтобы здесь вы были на одной ступени. Но что касается работы, то есть требования. Я жесткий, когда требования не выполняются.
– У вас была история с Юрием Сёминым в отеле. Расскажите.
– Палыч – это человек, который дал мне шанс в «Памире». При нем я стал постоянно играть, он меня очень любил. Я играл как раз на той бровке, где тренерская скамейка, туда-сюда бегаю, Палыч весь тайм кричит: «Рахимов, вперед, Рахимов, назад», но мяч мне не дают, потому что молодой. На 42-й минуте я еле дышу, остановился возле бровки, Палыч снова кричит, я не выдержал повернулся и послал его.
Его реакция была феноменальная: он просто отвернулся и сел на скамейку, а в перерыве, когда я уже был уверен, что меня заменят, он дал втык другим игрокам за то, что не давали мне мяч. Это было мудро. Были и недопонимания с ним. Когда я уже был не мальчиком, у нас с ним был серьезный разговор на сборах.
Весь сбор он на меня не обращал внимания, а потом на общем собрании объявил, что для меня места не найдется. Потом поговорили. Вот эти все жизненные ситуации я проецирую и на свою работу сейчас.
– Вы после приезда из Австрии привнесли в российский футбол много новшеств. Едва ли не первыми с «Амкаром» стали бегать с датчиками, брать анализ крови из уха, холодные ванны и так далее. Футболисты рассказывали, что это просто новый уровень какой-то.
– Все удивлялись утренним тренировкам со штангой. В день игры утром мы выходили, разминались в квадрате, короткий старт и прыжки со штангой. Это взрывная работа, тонус для мышц. Все удивлялись этому. С холодной ванной было тяжелее, потому что наоборот принято ходить в сауну. По анализу крови определяли уровень загруженности организма, кому нагрузку убрать, кому прибавить. Это я перенял в Австрии.
– Вы один из немногих российских тренеров, кто получил лицензию за границей. Защитили там дипломную работу. Насколько обучение там отличается от обучения здесь?
– Я не обучался здесь, поэтому сравнение сделать сложно. Но там я понял, что если я всё это не пройду, то какие-то вещи не буду знать. Когда тренер по физподготовке мне говорит, что нужно сделать это и это, то я понимаю, для чего. И даже могу где-то подискутировать. В Европе больше внимания к деталям и больше преподают базу? Конечно.
– Вы были на стажировках в клубах Европы. Что вас впечатляло?
– В «Севилье» у Марселино между матчами было много тактики. Восемь дней подряд тактика. Меня это удивило, и я спросил его, не устают ли игроки от этого, потому что у нас даже три дня тактики считается достаточно. Он сказал, что это работа игроков, всё нормально. Я отношу это к футбольной ментальности, у нас она другая. У нас эта проблема идет из юношеского футбола. Молодой игрок, приходя в основу, не должен тратить время на то, чтобы усвоить какие-то базовые вещи.
– После стажировки у Сарри вы удивлялись, как он много курит.
– Даже во время тренировки. Выходит за поле с сигаретой и курит. Ещё пил кофе прямо на поле перед тренировкой. У них сборы были в Димаро, это далеко от Неаполя, но на каждой тренировке три тысячи зрителей – утром и вечером. Они как будто на работу шли.
– Самый быстро думающий игрок, который у вас был?
– Самый быстро обучаемый – Кузяев. В нем сразу подкупило то, что ему не надо два раза говорить. Он сразу схватывал. Он играл справа, слева, в опорной, под нападающим – во всех позициях. Им очень большие клубы интересовались, были предложения от клубов Бундеслиги.
– Вы сейчас на 7-м месте в турнирной таблице и ЦСКА опережаете.
– Ни о чем не говорит. Когда был старт сезона, то были разговоры, что не надо менять 70 процентов состава, было исследование. Но ты можешь купить 20 человек и ничего не добиться, а можешь на позиции точечно, чтобы усилить состав и ты нуждался в переменах. Почему в первых турах мы не могли привыкнуть к этим скоростям? Нет качеств этих. Мы играли вроде организованно, но пропускали мяч, потом второй и сыпались. Как со «Спартаком».
Аналитика о том, что нельзя менять состав – это не практика. Возьмите немецкую лигу: там команды выходят и никого не берут зачастую, а потом опять вылетают. Был «Дармштадт», «Фортуна» и не могли сохраниться. Мы видели, что нам нужно было многое поменять. Мы же не просто говорим о том, чтобы набрать количество людей. Хотя от нас перед сезоном 18-19 человек ушло. И пришли те игроки, которые усилили. Но скамейки длинной всё равно нет, которая будет держать уровень тренировочного процесса, которая заставит меня усложнить этот процесс тренировок. Я же понимаю, что не всё получается. Нельзя стоять на месте.
– У вас же четыре дочки! Бьетесь за мальчика?
– Нет уже, потерял свои бойцовские качества!
– Хочется пожелать вам здоровья! Ведь у вас была неприятная ситуация… Вы выглядели тяжело.
– Да, это было в «Ахмате» на сборах в Австрии. Ситуация была очень тяжелая. Они не знали, что будет. Врачи найти ничего найти не могли, в крови не было. Получилось так, что всё в лимфы пошло. Я даже ходить не мог, меня одевали просто…
На тренировку на последний сбор в Италии меня просто одевали, давали таблетки, я с трудом выходил. Потом я доехал до Вены к доктору, взяли кровь. Потому они прибежали и устроили консилиум, потому что с-реактивный белок у меня был превышен на 200 процентов.
Состояние было такое, что я ничего не понимал. Я доктору просто говорил: «Усыпи меня, сделай укол и всё». Я уже ничего не мог. Эта боль невероятная. У меня шесть месяцев была температура. Потом мне стали давать кортизон, я стал отекать.
– К чему это могло привести?
– Это могло быть «До свидания». Потом я второй раз лёг в больницу, был долгое время на таблетках. На следующий год у меня анализ показал 70 процентов превышение. И доктор сказал, что всё пошло на улучшение, поздравил: «Ситуация была такая, что могло быть всё плохо».
– Как семья реагировала?
– Поддерживали, переживали. Я лежал в Европе, в больнице, они целыми днями лежали рядом со мной.
