Не полетевший футболист пытался повеситься. Новые подробности авиакатастрофы «Пахтакора»-1979
Бывший футболист «Пахтакора» раскрыл новые подробности авиакатастрофы 11 августа 1979 года.
ДУШАНБЕ, апрель — SPORTS.tj. Как передает российское издание «СЭ», журналист Игорь Рабинер побывал в Узбекистане и пересказал то, что услышал там. Итак. Ташкентское кладбище имени Боткина. У самого входа -ухоженный монумент с четырьмя парами колонн.
Территорию для него не пожалели. В центре — бросающийся за мячом вратарь, кольцом вокруг него — 17 имен погибших в один страшный для Узбекистана день, 11 августа 1979 года, футболистов «Пахтакора». Выше — надпись: «Пахтакор-79. Помним. Чтим. Гордимся».
Действительно — помнят, чтят, гордятся. С кем из узбекских людей футбола ни заговоришь — в какой-то момент разговор обязательно зайдет о 1979-м годе. Об одной из четырех известных авиакатастроф футбольных клубов мира. В одном трагическом ряду с «Торино» 1949-го, «Манчестер Юнайтед» 1958-го, «Шапекоэнсе» 2016-го. Стоит только поднять тему — история за историей, рана за раной. Я слушаю — и почему-то в голову приходит трагическое совпадение: как «Пахтакор», так и хоккейный ярославский «Локомотив» тридцатью с лишним годами позже не долетели до одного и того же города, Минска…
Подхожу, кладу гвоздики. В действительности на этом кладбище похоронены лишь пятеро — останки других 12 повезли в их родные края по всему Узбекистану. Но 11 августа каждого года здесь собираются все родственники погибших и очень много простых людей, болельщиков, которые пропустили через себя трагедию с двумя гражданскими самолетами, столкнувшимися в воздухе над деревней Куриловка неподалеку от украинского Днепродзержинска.
Один из этих узбекских болельщиков, как выяснилось из наших бесед, как-то раз даже поехал из Узбекистана к месту катастрофы на велосипеде (!) и привез оттуда по горсти земли на могилу каждого из погибших игроков. Там, в Куриловке, тоже есть памятник «Пахтакору» — 1979.
Приехать в Узбекистан и не поговорить с людьми на эту тему — о таком не могло быть и речи. Двумя моими собеседниками стали самый опытный игрок «Пахтакора» — 1979 Туляган Исаков, из-за травмы не попавший на борт того самолета, и Дмитрий Ан, сын капитана команды и полузащитника сборной СССР Михаила Ана.
«Два раза пытался покончить с собой». Монолог Тулягана Исакова, игрока «Пахтакора» в 1979 году, не попавшего на роковой рейс из-за травмы
— 27 мая 1979 года стало вторым моим днем рождения. В тот день наш «Пахтакор» играл в Москве с «Динамо», и защитник соперников Александр Новиков по прозвищу Автоген нанес мне серьезную травму. Момент был игровой, не могу сказать, что он хотел меня покалечить. Но разозлил Новиков меня серьезно. Я сразу же начал мысленно готовиться к тому, чтобы в ответном матче уже его «убить», так врезать по ногам, чтобы надолго запомнил.
А получилось так, что эта травма сохранила мне жизнь. Ведь к 11 августа восстановиться не успел — и на роковой рейс в Минск не попал.
16 ноября «Динамо» приехало в Ташкент на матч второго круга — уже с совсем другим «Пахтакором», собранным из всех клубов высшей лиги. Я не играл — находился в таком состоянии после трагедии, что с тех пор не провел ни одного матча и решил закончить карьеру. Но после игры по настоятельной просьбе своего папы подошел к Новикову и… пригласил к нам домой. Сказал: «Мой отец хочет с тобой встретиться». А «Динамо» улетало на следующий день, так что возможность была.
Пришли. Папа тут же надел Александру чапан (узбекский длинный кафтан. — Прим. И.Р.). Новиков удивился: «Что это такое?» Отвечаю: «Это мой отец тебя отблагодарил за то, что ты жизнь мне спас».
После уже наливали ему водочки — у нас в Советском Союзе не могло быть, чтобы без этого дела! И угощали пловом. Всего разновидностей плова 28, но поскольку отец родом из Ферганской долины, то и плов готовил ферганский. Это блюдо всегда мужчины готовят. Им в Ташкенте и Стрельцова кормили, и «спартачей», и поколение киевских динамовцев — обладателей Кубка кубков и Суперкубка 1975 года. А те в ответ у себя дома — украинской кухней. Это на футбольном поле мы были противниками, а после игры все — товарищи!
Весной того 79-го, в апреле, мы со «Спартаком», будущим чемпионом, играли. Помню, что почему-то не в Москве, а в каком-то другом городе (Стаханове Ворошиловградской области Украины. — Прим. И.Р.). Еще тем составом, живым. Закончили вничью — 1:1. Забили у спартаковцев Олег Романцев, у нас — я. И играли с ним друг против друга — он ведь был крайним защитником, а я — фланговым нападающим.
Этот гол оказался для меня в футболе последним. А из 13 игроков «Пахтакора» в том матче несколько месяцев спустя не полетели в Минск и остались живы только четверо.
***
Мое отчество — Ульмасович — переводится с узбекского как «не умираешь». Вот я тогда и остался жив. А мое имя — Туляган — означает «заплатил». Назвали меня так потому, что до меня девять детей, моих братьев и сестер, умерли. В 30-е годы — от голода, нищеты, болезней. И когда я родился, папе с мамой сказали: «Назовите его Туляган. Потому что вы Богу уже заплатили сполна. Сколько можно?!» В августе 79-го выяснилось, что и правда — судьба меня сохранила.
Капитан команды Михаил Ан, тоже травмированный, сел в тот самолет, просто чтобы поддержать ребят. Перед катастрофой мы выиграли четыре матча подряд с общим счетом 9:2 — у ростовского СКА, «Нефтчи», минского «Динамо» и «Зари». Хотели продолжить эту серию в ответном матче с минчанами.
Ан был классным парнем и поле видел уникально. В начале карьеры даже полтайма не выдерживал, бросал в перерыве бутсы и говорил: «Как можно в такую жару играть в футбол?», однако потом освоился. А таких техничных игроков во всем советском футболе по пальцам можно было пересчитать — Володя Гуцаев, Давид Кипиани… Ан почти стал звездой — в сборную СССР просто так не приглашали. И молодежный чемпионат мира они с Володей Федоровым выиграли…
Федоров тоже был в большом порядке, в сборную вообще регулярно вызывался, на Олимпиаде-76 в Монреале играл, бронзовым призером стал. Весь состав из одних киевлян — и он. При этом был очень предан своей республике. Тот же Киев его приглашал много раз, а он не хотел! Его все время спрашивали: «Что в Киев не идешь? Европу увидишь, еврокубки все время. Что тебе в «Пахтакоре» делать?» Он отвечал: «Пока «Пахтакор» чемпионом не станет, я отсюда не уйду».
И не ушел…
Футболисты и тренеры команды. Фото ФК «Пахтакор»
Футболисты и тренеры команды.
ФК «Пахтакор»
***
Мог ли я тоже полететь с командой, как Ан? Мог. Но мне снова повезло.
8 августа «Пахтакор» дома обыграл 3:1 «Зарю». Я зашел в раздевалку, поздравил ребят — а 9-го улетел в Москву на лечение к знаменитому хирургу Зое Сергеевне Мироновой. Операцию мне делали в Ташкенте, она посмотрела и говорит: «Неужели у вас такие хирурги есть? Просто великолепно! Лечение точно такое же будете получать». — «А зачем мне тогда здесь его получать, если можно дома?» — «Смотрите сами. Хотите — ложитесь, хотите — езжайте домой».
В раздевалке после «Зари» мне сказали: «Аксакал, быстрее возвращайся!» Я был ветераном команды, и ребята так ко мне обращались. Вспомнил об их пожелании и позвонил жене, попросил, чтобы она сходила в республиканский Спорткомитет посоветоваться, что мне дальше делать. Она узнала и говорит: «Сказали возвращаться. Завтра команда в Минск полетит, ты с ними, а оттуда — в Курган к медицинскому светиле, профессору Илизарову».
А тогда наш бывший тренер Вячеслав Соловьев, которому я многим был обязан, работал в Федерации футбола СССР. Говорю ему: «Только прилетел, а мне говорят сразу лететь обратно». Он мне: «Ты все равно до конца сезона выбыл. Летел шесть часов. Отдохни два-три дня в Москве, а потом полетишь». Я послушал его и остался. Выходит, не только Новиков, но и Соловьев тогда спас мне жизнь.
11 числа именно супруга Соловьева мне позвонила: «Ты — второй Бобров!» Я сперва не понял, о чем она. Объяснила. Всеволод Бобров тоже чудом от авиакатастрофы спасся, когда в 1950 году погибла хоккейная команда ВВС, а он не полетел. Сразу после этого поехал в Спорткомитет, а после этого вылетел в Ташкент.
Спасся и главный тренер Олег Базилевич, с которым у нас были хорошие отношения. Он к своей жене в Сочи чуть раньше улетел, его руководство отпустило — давно не виделись. Оттуда должен был прилететь на игру в Минск. Ему потом очень тяжело было, он не мог всего этого выдержать. Говорил, что капитан последним покидает корабль, а его на том корабле не было. И он внутренне себя винил. Но в чем он виноват? До конца сезона доработал — и ушел.
И я себя тоже винил, что не с ними. У нас многонациональная команда была. У русских, когда хоронят, принято помянуть, а мусульманам нельзя. Вот пример — Володя Сабиров. Отец узбек, мать русская. В одном месте пьют, в другом — молятся…
***
Команда у нас тогда подобралась хорошая, из местных воспитанников, задачи высокие ставили. Просто так тогда в «Пахтакор» не попадали, конкуренция была большой. Не случайно перед катастрофой мы четыре матча подряд выиграли — в высшей лиге чемпионата СССР!
Что у нас плохо было — каждый год тренер менялся. Нашел меня Михаил Якушин. Он и Вячеслав Соловьев больше всех, считаю, сделали для команды за те 13 лет, которые я в ней играл. С кем только ни работал — Аркадьев, Елисеев, Красницкий, Башашкин… А перед 79-м Александра Кочеткова заменил Базилевич. Начал прививать новый стиль игры — агрессивный, с прессингом, как у их с Валерием Лобановским киевского «Динамо».
Киевлян под руководством Базилевича с Лобановским мы, кстати, в их триумфальном 75-м в Ташкенте под руководством Соловьева 5:0 обыграли. Мы с Мишей Аном по дублю сделали. Это было в октябре, а в июне мы у них и в Киеве 1:0 выиграли, и я тоже забил! Это было через полтора месяца после того, как они «Ференцварош» в финале Кубка кубков разгромили. А 5:0 — вообще через 11 дней после ответного матча с «Баварией» за Суперкубок Европы!
Базилевич все это хорошо помнил и относился ко мне очень уважительно. Даже когда я посреди сезона в 30 лет бросил футбол, он оставил меня в тренерском штабе, потому что я очень хорошо знал всех местных ребят.
Предсезонка, да, у него была очень тяжелая, трехразовые тренировки. Интенсивность высоченная, когда пульс — 180 ударов в минуту. Бег в футболе рваный, на разных скоростях — и все это в тренировках на научной основе учитывалось. Пауз между упражнениями почти не давал: 10-15 секунд — потом опять. Трудно было. Но мы знали: что зимой заложишь, то летом и получишь. И как раз летом ребята почувствовали, что можно всех обыгрывать. Он и молодежь не боялся ставить. У этой команды была большая перспектива.
***
Один из самых легендарных узбекских футболистов Берадор Абдураимов в 78-м входил в тренерский штаб «Пахтакора», но в 79-м возглавил команду второй лиги, и это уберегло его от беды. Еще повезло вратарю Саше Яновскому (дяде полузащитника «Алании», ЦСКА и «ПСЖ» Игоря Яновского. — Прим. И.Р.). Он в том году перешел в «Пахтакор», начинал сезон в стартовом составе, но потом проиграл конкуренцию Сергею Покатилову. В результате летел днем раньше с дублем. Тоже судьба!
В тот момент ведь никто не знал изначально, сколько человек погибло. Был страх, что гораздо больше, потому что обычно основа с дублем летали вместе. Но тогда в Минск — по отдельности. Ишбутаевых два брата было, один тоже с дублерами улетел.
Писали, что массажист Анатолий Дворников с журналистом Олегом Якубовым, которые должны были с командой лететь, накануне загуляли и не успели на рейс. Это не так — они успели. Просто их не пустили на борт — потому что пьяные были. И Дворникова вообще сразу выгнали из команды. У нас с этим было строго — и футболистов за нарушения режима наказывали прилично. А выяснилось, что его тем самым спасли от смерти…
Потом фильм вышел, «Тайна гибели «Пахтакора». Там была версия, что самолет могли сбить, когда он пролетал над каким-то военным объектом. Не верю. Подвели под это теорию, будто первый секретарь ЦК Компартии Украины (где над деревней Куриловка под Днепродзержинском произошла катастрофа. — Прим. И.Р.) Щербицкий враждовал с первым секретарем ЦК Компартии Узбекистана Рашидовым. Но делать им, что ли, нечего, кроме как гражданские самолеты подбивать?..
Похороны состоялись через неделю после гибели самолета — 18 августа. 17 грузовых машин, в них 17 гробов. В шесть утра в аэропорту прошел траурный митинг, потом эта кавалькада поехала по городу, и в такое время вдоль дорог стояло 200 тысяч человек. Все плакали.
Как узнали, что их в это время будут хоронить, если официальной информации не было? Новости в народе тогда быстро расходились. До этого всю неделю на стадионе по 50-60 тысяч собиралось, спрашивали друг друга — когда привезут? Пятерых похоронили в Ташкенте, на том же кладбище Боткина, где мемориал установлен. В Самарканд я ездил хоронить Базарова, в Навои — Ишбутаева, в Бухару — Сабирова. Случались, конечно, скандалы. Гроб просили открыть. Не разрешали, конечно, — солдаты охраняли. И что там увидишь, в этом гробу, когда два самолета столкнулись и с такой высоты падали?
Базаров, 18-летний мальчишка, вообще не должен был тем рейсом лететь, он в дубле играл. Но к нему приезжал отец, у которого был день рождения, и он попросил руководство, чтобы сын мог улететь в Минск на день позже. Разрешили…
***
Выздоровев, я мог еще в конце того сезона поиграть. Меня и высокие руководители уговаривали продолжить, и Базилевич тоже — но я отказался. Психологически уже невозможно было это сделать. Как можно приехать на базу, а там — никого из пацанов, с которыми столько пройдено?!
Спать не мог, снились ребята постоянно. И я бросил, не хотел больше играть. И летать до сих пор боюсь, в самолет сажусь очень редко. Даже от приглашения из ООН отпраздновать Навруз отказался.
Но тренером — остался. Работать все-таки надо, семью кормить. Через полгода, когда Базилевич ушел, меня отправили на учебу в Высшую школу тренеров. В 80-м поступил и два года проучился в Москве. Это было настоящее образование, а не то, что сейчас, когда за два месяца все заканчивают!
А «Пахтакору» тогда Федерация футбола СССР дала три гарантированных года в высшей лиге без вылета. Я говорил, что у нас в первой и второй лигах достаточно качественных местных футболистов, которые могли бы заиграть. Но руководство решило иначе — собрать опытных игроков из других клубов. Каждую команду попросили отдать по игроку.
Любой приезжий человек играет не за просто так. И многие ставили условия: если машину дадите — я приеду. Никаких претензий — у каждого своя жизнь. Но в такой момент приезжаешь — должен от души играть! А я заезжаю на базу, просыпаюсь, меня люди спрашивают: «Как дела?», а я даже в лицо многих не знаю. Какой тут футбол может быть, какая команда? И все равно в итоге пришли к тому, что большей частью стали играть свои.
Но и многие приезжие чем могли — помогли. Тот же Валерий Глушаков, дядя Дениса. Позже, с тренером Иштваном Секечем, пришел Андрей Якубик. Он у себя в московском «Динамо» не заиграл, зато в «Пахтакоре» — здорово. В 82-м даже стал лучшим бомбардиром чемпионата СССР. А обратно вернулся — опять ничего не получилось. Здесь вся команда на него играла.
***
Память о «Пахтакоре» — 79 хранится в Узбекистане как надо. Это святое! В августе каждый год — памятные мероприятия. Обязательно проводим международные турниры — детский, ветеранский. Сборная СССР иногда приезжает играть с ветеранами «Пахтакора». Я как председатель совета ветеранов футбола Узбекистана делаю все, что от меня зависит, чтобы все было достойно.
Тот мемориал, который вы увидели, — уже третий. Первый правительство Узбекской СССР сделало еще тогда, в 79-м, но еще дважды к юбилеям обновляли, переделывали. Могилу Геннадия Красницкого (легенда узбекского футбола, форвард «Пахтакора» и сборной СССР 1960-х годов. — Прим. И.Р.) перенесли на видное место центральной аллеи кладбища Боткина, раньше он был похоронен на отшибе.
Большой молодец Алла Тазетдинова, вдова погибшего в авиакатастрофе второго тренера Идгая Тазетдинова. Всю жизнь после трагедии Алла Сергеевна посвятила увековечению памяти «Пахтакора» — 79. Дружила со всеми вдовами, организовывала все памятные мероприятия, помогала выходу фильмов и книг. Она умерла в прошлом году и оставила завещание, чтобы ее похоронили рядом с мужем. 41 год спустя. И даже памятник на месте катастрофы, в украинской Куриловке, установлен благодаря ее усилиям.
Разговоры о том, что Жуковский, один из авиадиспетчеров, по чьей вине случилась трагедия, покончил жизнь самоубийством в лагере, — неправда. Отсидел срок и умер своей смертью.
Сейчас говорю с вами более или менее спокойно, потому что прошло более сорока лет — и слез уже не осталось. А представьте, в каком состоянии был тогда! Два раза пытался покончить с собой, потому что мне постоянно, каждый день снились ребята, и хотел быть с ними.
Когда едва не повесился и отец понял, что я совсем плохой, — выгнал из дома, чтобы не сидел в четырех стенах. Уехал в другое место, где люди со мной постоянно общались. И отец, видя мое состояние, сказал: «Бросай футбол, ты уже отыграл свое». И я бросил, хотя по физическому состоянию мог бы играть еще лет пять.
«Один узбек поехал на место гибели на велосипеде. Взял с Украины землю, привез на родину и посыпал ею могилу отца». Монолог сына Михаила Ана, капитана «Пахтакора», игрока сборной СССР
— Отец не должен был лететь на тот роковой выезд в Минск, — говорит футбольный тренер Дмитрий Ан. — Он был травмирован, но получилось так, что приехал проводить «Пахтакор». Команда летела обычным рейсовым самолетом, на нее было зарезервировано определенное количество мест — и одно оказалось свободным. Во-первых, главный тренер Олег Базилевич полетел пораньше — навестить семью. Во-вторых, не смог полететь еще один футболист.
До сих пор непонятно, почему он решил полететь с командой. Ведь и он, и мама боялись летать на самолетах, ощущали дискомфорт. Панических атак не было, но страх имелся… Наверное, просто решил поддержать ребят — он ведь был капитаном. А тот «Пахтакор» был настоящей командой — один за всех и все за одного.
Команда была на самом пике, выиграла, по-моему, три матча подряд (четыре. — Прим. И.Р.). Она разыгралась, и он захотел поддержать командный дух. Точно знаю, что у них были отличные отношения в коллективе. Все общались семьями. До сих пор поддерживаю контакт с сестрой вратаря Сергея Покатилова.
Мы с мамой в момент страшной новости отдыхали в Сочи. Помню, что она плакала. Бежала, за руку меня держала, я вырывался… Все не помню, но то, что бежали и она меня тащила, в памяти засело. Когда у ребенка стресс, он такие моменты запоминает. Мне кажется, что мы срочно выехали из гостиницы и улетели.
Все говорят, что отец был очень хорошим человеком. У меня есть друг постарше, он тоже учился в спортинтернате на отделении футбола. Его тетка рассказала интересный момент. Она работала в Федерации велоспорта Узбекской ССР, и они были в каком-то городе. Туда же, по совпадению, на выезд приехал и «Пахтакор». И так получилось, что для велосипедной делегации не оказалось двух билетов на обратный рейс.
Так папа с Владимиром Федоровым, с которым они вместе становились чемпионами Европы среди молодежных сборных, отдали им свои билеты, поехали в гостиницу и вернулись в Ташкент уже на следующий день. Притом что на тот момент они уже были в команде мастеров, их весь Узбекистан знал. Но не то что носы не задрали, а вот так благородно поступили! Они с Федоровым и на поле понимали друг друга с полуслова, и в жизни.
А недавно мне звонил один летчик, советский кореец. Сказал, что у него осталось папино удостоверение, которое он когда-то взял у отца на память. Через много лет он его мне вернул.
***
Мой дедушка по отцу работал в колхозе имени Свердлова и умер, когда папа был совсем маленьким. Все хозяйство вела бабушка. Вот как совпало — и папа своего отца почти не помнил, и у меня так же.
Отец занимался футболом в колхозной секции, куда-то выезжал на турниры — и его заметили. У него же еще старший брат играл, Дмитрий, в честь которого меня назвали. Дядя, к сожалению, уже покойный, играл в нападении, хорошо действовал головой, отсюда и прозвище — Башка. Был и в основе «Пахтакора», правда, недолго. После окончания карьеры был начальником колхозной команды, директором гостиницы.
Он рассказывал, что папа в детстве несколько раз убегал из интерната, а он его обратно отсылал. Тренеры не из-под палки, но заставляли работать, и ты, хочешь не хочешь, а должен уважать старшее поколение и выкладываться на сто процентов. И приучили его к тому, что папа никогда не мог играть спустя рукава.
Люди старшего поколения, которые с ним играли, рассказывали, что в перерыве он в раздевалке, бывало, скажет: «Больше не могу, сил нет». В физическом плане он был не самый мощный и выносливый. Но потом выходит на второй тайм через «не могу» — и играет не хуже, чем в первом.
У дяди не было такого таланта, как у папы. Курбан Бердыев, с которым мне недавно посчастливилось поговорить, рассказывал, что у отца был врожденный дар — он еще до приема мяча знал, что будет делать дальше. Поэтому и стал полузащитником.
С папой они познакомились на юношеской Спартакиаде народов СССР. Играли друг против друга, и отец обыграл одного, второго и забил гол. Бердыев даже не понял, как это получилось. При втором голе обыграл уже троих. Потом они познакомились ближе, ездили на различные турниры. Курбан Бекиевич очень нахваливал его передачи на 50-60 метров, которые папа, по его словам, делал по такой траектории, что защитник даже не успевал среагировать.
Сам я видел полностью запись единственного матча отца — на победном молодежном чемпионате Европы 1976 года против сборной Франции. Запомнилось, что он угловые подавал с разных флангов с обеих ног — и все летело туда, куда он хотел. Сейчас таких не найти, у кого ноги работали бы настолько одинаково.
***
В 75-м году, когда киевское «Динамо» Валерия Лобановского выиграло Кубок кубков и Суперкубок Европы, «Пахтакор» дома разгромил его — 5:0, отец забил два мяча. Я так хотел посмотреть ту игру! Все обыскали, но, к сожалению, не нашли. Вдова второго тренера, Идгая Тазетдинова, главный историк «Пахтакора» — 79 (она умерла в прошлом году), подняла все возможные архивы — увы, никто той записи не сохранил. И вообще ни одной игры того «Пахтакора» не осталось. Только если где-то в Москве…
Мама рассказывала, что отца звали в «Спартак», но он не поехал. У него была большая семья — мама, два брата, старший и младший, и три старшие сестры. Не хотел он их бросать, очень любил свою малую родину, Узбекистан. И разговоров об отъезде в Корею, на историческую родину, насколько знаю, тоже никогда не было. Отец воспитывался в духе патриотизма. Где вырос — там и родина. Но по-корейски отец понимал. Мама говорила. Я, к сожалению, им не владею.
Но в 2015-м я возил свою команду на азиатский футбольный фестиваль в Корею, и там начали спрашивать — кто, откуда. Молодежь ничего про отца не знала, но один старик, местный, подошел, и он знал историю «Пахтакора» и через переводчика спросил про Ана. Было приятно.
В 76-м отец выиграл молодежный чемпионат Европы, в 78-м дебютировал за первую сборную Союза — Никита Симонян его туда пригласил. По-моему, они там с Евгением Ловчевым сдружились, а он капитаном был. У меня есть фотография, где они рядом на поле в майках с надписью СССР.
***
Когда отец погиб, мне было пять лет. Поскольку был таким маленьким, из памяти всплывает немногое. Запомнился один момент в ташкентском аэропорту, где мы с мамой встречали отцовскую команду. Она приехала из турне по США, и отец привез кубок, который тогдашний госсекретарь Генри Киссинджер вручил ему как лучшему игроку матча. Он до сих пор стоит у нас дома.
Еще вспоминаю пару моментов, когда он привозил из поездок игрушки. Мама тогда училась в Москве, а я рос с бабушкой. Запомнился игрушечный пистолет. Остальное знаю по рассказам его родных и друзей. Две мои двоюродные сестры — одной было 12 лет, когда папа погиб, другой 11 — хорошо его помнят и говорят, что очень к нему тянулись. Он каждому ребенку уделял внимание, никого не забывал.
Моя младшая сестренка папу никогда не видела. Она родилась в ноябре 79-го, а катастрофа случилась в августе. И все равно она его сильно любит. Маме тогда было 23 года, и золовки ее даже уговаривали сделать аборт. Но она настолько любила отца, что не только сказала: «Нет, буду рожать», но и после этого ни замуж не вышла, ни встречалась ни с кем. У сестренки все хорошо, трое детей. Для меня как для старшего брата это важно. У мамы, сестренки, у меня стоит по одной его фотографии.
В ДЮСШ «Пахтакор» я был в одном классе с будущим спартаковцем Валерой Кечиновым. У меня и игровая фотография с ним тех времен есть. Мы общаемся — и когда он был здесь в последний раз, встречались. Конечно, он выделялся и тогда. Все, кто видел его на поле, не могли не понимать, какой растет мастер. Еще один наш одноклассник — Коля Ширшов, в «Ростове» пять лет отыграл. Недавно умер, тромб оторвался…
Способности футбольные у меня были — как говорится, от осины не родятся апельсины. Но нужно было их развивать, чего не произошло. К сожалению, долго я не отыграл. Во второй лиге чемпионата СССР, турнире достаточно высокого уровня, провел один сезон в команде «Свердловец». Это был последний сезон перед распадом СССР.
А потом два года провел в клубе высшей лиги чемпионата Узбекистана «Умит». Но у меня были постоянные боли в колене, и я не мог работать на сто процентов. На своем примере сейчас учу детей, с которыми занимаюсь в академии «Пахтакора». Каким бы ты ни был талантливым — если не будешь выкладываться до конца, результата не будет. Максимум — станешь средним игроком. Быстро понял, что играть на высоком уровне не смогу, закончил — и пошел на самые первые тренерские курсы в Узбекистане.
Моему сыну скоро 21. Он окончил спортинтернат имени Титова, выпускники которого — и отец, и я. Но он у нас гребец, чемпион Узбекистана по гребле на байдарке. Было три вуза, куда он мог поступить. На дипломатию не получилось, а в финансовый поступил. После первого курса его по обмену опытом отправили в Италию. Ему там очень нравится. Первое, что выяснил, — где там байдарки плавают…
***
Недавно я прилетел из Алма-Аты, где встречался с Курбаном Бердыевым. Сейчас учусь на категорию Pro и ездил к нему на стажировку. Думал, несколько минут с ним поговорить будет за счастье, а он так меня встретил! Детские тренеры из Алма-Аты меня знают, поскольку несколько раз туда ездил и выступал со своими воспитанниками. А Бекиевич сначала думал, что я просто однофамилец Михаила Ана, — а узнав, что сын, обнял меня. Посадил напротив — и мы пили чай и четыре с половиной часа разговаривали.
Получил огромное удовольствие от общения с ним, для меня это время пролетело как одна минута. И стало большим уроком, что он и сам недавно ездил стажироваться к серьезным европейским тренерам. Человек с таким огромным опытом, супертренер, но до сих пор учится, развивается! Я с волнением его слушал, старался ничего не упустить, восемь страниц исписал…
Бердыев — ровесник моего папы, 1952 года рождения. Рассказывал мне разные истории. Оказывается, он должен был перейти в «Пахтакор» перед тем сезоном. Но, как он выразился, Аллах его спас. Он уже и заявление об уходе написал, но его из Ашхабада не отпустили. В итоге он все-таки ушел, но в армию, в ростовский СКА.
Помогало или мешало мне в жизни то, что я — сын Михаила Ана? Больше помогало. В том плане, что я всегда, во всех ситуациях старался оставаться человеком. Все равно же будут говорить, сравнивать. Шаг влево, шаг вправо сделаешь — начнутся разговоры: «Отец так бы не поступил». Оставлять такой след было бы неправильно, потому что о папе у всех остались только хорошие воспоминания. Люди до сих пор, встречая меня, рассказывают хорошие истории об отце. Хотя я не люблю афишировать, что я его сын. Неудобно.
***
11 августа каждого года, в день гибели, обязательно поминаем «Пахтакор» — 79. Я работаю в системе академии «Пахтакора», и клуб всегда ответственно подходит к этой дате. Действующие игроки клуба приезжают, руководство, сотрудники — вплоть до бухгалтерии. Сначала возлагают венки к памятнику на стадионе «Пахтакор», потом едут на кладбище Боткина, на мемориал команды. Этот день всегда чтут, вне зависимости от того, кто во главе клуба.
Отдельные могилы игроков, которых привезли в цинковых гробах, — на разных кладбищах. У корейской диаспоры в Узбекистане есть свой центр в Среднечирчикском районе под Ташкентом. Там, в колхозе имени Свердлова, папа родился и провел детство, там и похоронен. Это километров двадцать от столицы. Езжу на могилу два раза в год. Но не в день смерти, так нас приучили. Весной могилу нужно подкрасить, осенью, через полгода, тоже что-то подшаманить…
В украинской деревне Куриловка, над которой столкнулись два самолета, никогда не был. Но приезжал человек оттуда, у меня есть его данные. Они там открыли памятник «Пахтакору», достойные люди. Рассказывали, что катастрофа была ужасная, осколки сыпались на землю огромные.
А один наш фанат, узбек, поехал в Куриловку на велосипеде. Привез оттуда землю и высыпал на могилу отца. И каждому члену семей погибших игроков раздал по горстке земли. Он поехал туда именно ради этого, передает «СЭ».
